На пороге революции
Разразившаяся после "Кровавого воскресенья" 9 января революция 1905-1907 годов прогремела в русской общественной жизни очищающей грозой. Под влиянием нараставших революционных событий и пропаганды уже в марте 1905 года крестьяне южных уездов Тульской губернии стали предъявлять, "ограничиваясь пока разговорами, требования на почве аграрных отношений".
В Тулу и Ефремов были направлены две казачьи сотни из Урюпина. С помощью казаков губернским властям удалось предотвратить массовые выступления крестьян весной 1905 года в южных уездах Тульской губернии.
Однако волнения продолжались. По Центральной части страны прокатилась волна первомайских стачек: Иваново-Вознесенская, Лодзинская забастовка, крестьянские выступления в уездах Курской, Орловской губерний, в Гурии, Прибалтике, наконец, восстание команды броненосца "Потемкина", в котором довелось участвовать ефремовцам - кочегару первой статьи Кириллу Антоновичу Сапронову из деревни Лавровой Солдатской волости и комендору Ивану Васильевичу Болдину, уроженцу села Глебова Дарищенской волости.
Осенью революционный пожар перекинулся в сердце России - Москву. Во второй декаде октября стачка московских рабочих и железнодорожников переросла во Всероссийскую политическую забастовку.
Октябрьская стачка захватила и Ефремов. В 6 часов вечера 10 октября рабочие и железнодорожные служащие, явившиеся в телеграфное отделение при станции, погасили огни и вывели из строя три телеграфных аппарата. Движение на участке Ефремов - Елец прекратилось.
"... Везде рубят лес, целыми обществами просят хлеба, картофеля, денег"
Сила и мощь пролетарского движения заставили Николая II подписать 17 октября 1905 года манифест "о даровании" населению "незыблемых основ гражданских свобод" и предоставлении избирательных прав всем классам. На другой день, 18 октября 1905 года, возобновилось движение по Сызрано-Вяземской железной дороге.
Местная буржуазия встретила манифест ликованием, а крестьяне оживленными разговорами о скором разделе помещичьей земли. Помещики торопливо перебирались из насиженных гнезд в города. На городских квартирах мальчишки играли в мужиков и помещиков. По сигналу "мужики идут" "помещики" схватывали свои вещи и неслись в другую комнату.
В то время как зажиточные и более пожилые крестьяне колебались, беднота, крестьянская молодежь и середняки под влиянием Всероссийской Октябрьской политической стачки все смелее и активнее втягивались в борьбу против помещиков.
В Ефремовском уезде, в связи с неурожаем и отсутствием соломы для топки, уже с конца октября развертываются массовые порубки в помещичьих лесах.
Ефремовские купцы и помещики обратились 31 октября с ходатайством к губернатору об откомандировании в Ефремов "ввиду тревожного времени" казаков.
Но ни казаки, ни репрессии не остановили крестьянского движения. Весной 1906 года оно развернулось под влиянием революционной агитации еще шире. В отличие от 1905 года революционно настроенные крестьяне-бедняки и середняки выступили более организованно, применив в борьбе против окрестных землевладельцев - помещиков, купцов, кулаков - пролетарские формы борьбы и в частности стачку.
В Ефремовском уезде все началось с митинга, устроенного 11 мая 1906 года в лесу при селе Новотроицком во время гулянья крестьянской молодежи.
Очевидцами аграрного движения, развернувшегося в южной части Ефремовского уезда, оказались писатель И. А. Бунин и Ю. А. Бунин, приехавшие на лето к брату Е. А. Бунину в деревню Огневку.
После конфликта Е. А. Бунин поладил с крестьянами: сдал им все имение в аренду, кроме усадьбы. Вскоре Евгений Алексеевич навсегда расстался с Огневкой и купил себе дом в Ефремове. В последующие годы у него постоянно останавливался в этом доме Иван Алексеевич. В наши дни дом отмечен мемориальной доской. Многое из того, чему был И. А. Бунин свидетелем летом 1906 года, нашло отражение в его знаменитой "Деревне". 
После революции 1905 года
От Тульской губернии в Первую Думу попало три крестьянина. Один из них, М. А. Петрухин, оказался из села Кологривова Ефремовского уезда. До избрания он лет пять был ходатаем по общественным делам. Это, конечно, и склонило в его пользу выборщиков. В Думе Петрухин примкнул к трудовикам. Возвратившиеся после разгона Думы крестьянские депутаты на сходках заявили, что "земельный вопрос не решен, потому что правительство не согласилось на принудительное отчуждение" помещичьих земель.
В обстановке усилившихся репрессий против демократического движения масс и спада революции началась подготовка к выборам во II Думу. Все было пущено в ход, чтобы протащить в Думу кандидатов правых партий.
В конце января 1907 года в Ефремове состоялся съезд крупных землевладельцев с уполномоченными от мелких землевладельцев для избрания выборщиков. Избрали четырех выборщиков: князя Лобанова-Ростовского - крайне правого, князя Шаховского и священника Гедеонова - правых, и Бельгардта - октябриста.
Настороженную тишину снова прервали летом 1907 года пожарные набаты и забастовки сельскохозяйственных рабочих. Помещиков и других землевладельцев охватила паника, они умоляли губернские власти срочно послать какого-нибудь "энергичного" полицейского чина.
Полиция организовала настоящую охоту на агитаторов и крестьянских вожаков. За устройство массовок, собраний и вообще "за проявление антиправительственных действий" были арестованы 19 мая 1907 года слесари ефремовского депо Зенякин и Райский.
К разгару деревенской страды властям удалось обезглавить крестьянское движение.
В обстановке наметившегося спада революционной волны после третьиюньского переворота и разгона II Государственной Думы были проведены выборы в III Думу. Окончательно разочарованные в думской говорильне крестьянские массы проявили полнейшее равнодушие к выборам и к будущей деятельности III Думы.
На сей раз в состоявшихся выборных съездах избирались только правые. Один из ефремовских помещичьих выборщиков князь П. И. Шаховский стал членом Государственной Думы III созыва.
После революции 1905-1907 годов в мрачные дни столыпинской реакции в Ефремове, как и всюду, восторжествовали черносотенное мещанство и его идеология. Либеральная интеллигенция, напуганная репрессиями, изменила своим идеям, которые еще вчера проповедовала.
Все помыслы обывателей столыпинщина обратила на стяжательство и обогащение. "Иметь дом свой, собственный, где бы то ни было, хотя бы в слободе, на буерках и какой угодно - это было заветнейшее желание каждого чиновника, каждого мещанина, каждого сапожника в Стрелецке" - писал в своей художественной летописи г. Ефремова-Стрелецка тех лет "Чаша жизни" И. А. Бунин. 
Благоустройство города
Десятилетие после первой революции до октября 1917 года прошло без каких-либо особо выдающихся событий в городе и его уезде. Открытие кинотеатра на углу ул. Гоголя в 1909 г., появление трех десятков керосиново-калильных фонарей, устройство электрического освещения в казенном винном складе, постройка километрового водопровода, преобразование женской прогимназии в гимназию, размещение ефремовской бурсы - духовного училища - в новом здании, открытие реального училища, нескольких комиссионерств столичных банков, сберкассы при казначействе - вот, пожалуй, и все, что оставило по себе память у старожилов время, предшествовавшее первой мировой войне 1914-1918 годов.
Несмотря на уныло-однообразное течение жизни, общий ход капиталистического развития страны усиливал городообразовательный процесс, изменял социально-экономический и внешний облик города.
Официально Ефремов в эпоху империализма оставался в своих прежних исторических границах. Застроенная площадь, как и накануне реформы, не превышала 200 десятин, но город как-то более уплотнился, а в центре потянулся и кверху. Вместо 15 улиц и переулков на той же почти территории появилось 11 улиц, 10 переулков и еще 5 слобод (улиц на заплановой земле) общей протяженностью около 18,5 версты. Замощено было чуть больше 7,5 версты.
Все больше и больше появлялось в городе кирпичных домов с железными крышами. Из 1221 жилого строения каменных в 1903 году оказалось 292, но город по-прежнему не был застрахован от опустошительных пожаров. Соломенные крыши исчезли только к 1910 году. К этому времени железом покрылись в Ефремове 933 дома, но и замшелых жилых тесовых по окраинам оставалось еще немало - 225.
Издали, с противоположного (елецкого) берега Красивой Мечи, город выглядел "очень живописно: его белые и желтые каменные и деревянные дома и домики с зелеными и красными крышами» утопали «в пышной зелени фруктовых садов".
Скудные средства городского общества управа тратила на устройство тротуаров и озеленение центральных улиц. Тем не менее город по-прежнему оставался летом пыльным и грязным.
В 1900-х годах расширили общественный городской сад. По воспоминаниям, в ефремовском городском саду бывали писатели Н. В. Успенский, И. А. Бунин.
Население, торговля, социальная сфера
К 1914 году население города перевалило за 14,5 тысячи человек. Расширились торговые кварталы города. На Красной и Верхней площадях ефремовским купцам стало, по-видимому, тесновато уже вскоре после реформы. Все больше и больше появлялось лавок при купеческих домах. В пореформенное время Подьяческая и Дворянская улицы, как и Московская, становятся деловыми, торговыми.
Нижние этажи по Большой улице чуть не сплошь от Красной и до Верхней площади купцы приспосабливают под магазины и другие коммерческие предприятия. На пороге XX века значительная часть торговцев все еще по-прежнему занималась хлебной ссыпкой. Но после того, как был выстроен железнодорожный элеватор, лабазы большинства купцов оказались уже не нужными и ссыпка постепенно стала замирать.
Торговля и предпринимательская деятельность ефремовских купцов заметно оживилась после кризиса 1900-1903 годов и особенно с появлением в городе отделения Северного банка, московского отделения Международного торгового банка, агентства Московского учетного банка.
Радиус действия ефремовского хлебного рынка в начале XX века еще более сузился. После открытия Смоленско-Данковской железной дороги в 1899 году совершенно прекратился подвоз хлеба в Ефремов с Птани. За несколько лет в северо-восточной части уезда вырос свой торговый центр при станции Куркино, переименованной позже в Куликово Поле.
Бойкие в прошлом веке ефремовские ярмарки мало чем уже отличались от многолюдных осенних и зимних базаров. Одна только Никитская все еще притягивала к себе иногородних торговцев и барышников. Собиралась она по традиции за Медвежьим оврагом.
В июле 1910 года, после длительных хлопот были открыты на городские и частные средства два класса первой специальной средней школы (частное мужское училище с курсом реального) г. Ефремова, на содержание которой постоянно не хватало средств.
Еще более жалкое существование влачили низшие школы. В 1911 году их было семь в городе: приходское двухклассное, частное, 3-го разряда, четыре одноклассных церковноприходских и одноклассное железнодорожное.
Годы первой мировой
Идеологическая обработка обывателей в монархическо-религиозном духе не прошла бесследно. Царский манифест об объявлении войны Германией был встречен ефремовскими буржуазными и мелкобуржуазными слоями манифестацией и молебствиями о даровании победы русскому воинству. Шовинистический угар расползся по школам. Из ефремовского мужского Высшего начального училища двое учеников тайком бежали на фронт. Один из них вскоре был убит, а второй, Миша Бобылев, появился в разгар войны с солдатским Георгием за проявленный героизм на передовой.
Уже в 1915 году в хлебном Ефремове стал ощущаться недостаток продовольствия. Город заполнили беженцы, раненые, солдаты запасного полка. Летом 1915 года возник кризис с топливом. Все чаще и чаще возникали перебои с керосином.
Весной 1916 года кто-то в городском управлении предложил заменить керосиново-калильные фонари по улицам города электрическими, но вопрос об этом после обсуждения его в городской думе в конце концов был снят. Разговоры об электрификации города после этого больше не возобновлялись.
Летом 1916 г. жители города вынуждены были "при недостатке воды, подаваемой водокачкой при казенном винном складе" поневоле пользоваться для питья речной и даже прудовой водой.
В исходе второго года войны городская дума вынуждена была заявить, что "по отсутствию в г. Ефремове сахара, пшеничной муки, круп, пшена, масла, сала, дров, угля-антрацита и пр. создавшееся положение признается угрожающим".
На попавшего весной 1916 года в Ефремов К. Г. Паустовского город произвел тягостное впечатление. В "Повести о жизни" писатель вспоминал: "кирпичная тюрьма, винокуренный завод с топкой и длинной железной трубой, насупленный собор и одинаковые, как близнецы, домишки с каменным низом и деревянным верхом - все это при свете еще не погасших заспанных фонарей вызывало уныние".
По впечатлению Константина Георгиевича, "в сонном и занавоженном Ефремове было особенно глухо. Московские газеты приходили на третий день, да их и вообще было немного. По вечерам на слободке выли собаки, да неохотно стучали в колотушки сторожа. Казалось, что со времени XVI века ничего в этом городке не изменилось, что нет ни железных дорог, ни телеграфа, ни войны, ни Москвы, что нет никаких событий".
Буржуазия же устами своих лидеров продолжала призывать "к войне до победного конца". В то же время она все отчетливее сознавала, что царизм не способен вывести страну из тупика.
Осенью 1916 года невиданный размах приобрело стачечное движение рабочих в крупнейших промышленных центрах. Резко оппозиционным стало настроение крестьян, все более "ненадежной" становилась армия. В ходе войны контрреволюционная российская буржуазия оказалась в антиправительственном лагере. Но на решительную борьбу с царизмом она была не способна. Империалистическая война необычайно расширила фронт революционных и оппозиционных сил в России и создала условия для свержения царизма.
